Утешение в асимметрии

[squirella]

Я все думаю о том, что вечный покой невозможен даже в большей степени, чем вечная память. Проживешь свою, дурную скорее всего, заляпанную чем-нибудь стыдным ли, страшным жизнь, блаженно выпустишь ее из рук — или нехотя их разожмешь — и ухоженный квадратик памяти постепенно начнет зарастать, дети-внуки-правнуки еще как-то помаячат над краями, а потом все сравняется с землей и землей заровняется. Это всегда казалось мне утешительным (и имеющим мало отношения к загробной жизни души, ее летуче-бродячей субстанции) — то, что себя можно снять, как тяжелый рюкзак, гора с плеч, или перевернуть, как страницу, всеми буквами вниз.

Из прекрасной статьи (прочтите пожалуйста!) Марии Степановой "Против нелюбви". На самом-то деле пишет она о другом.

Сама Ваксель писала о Мандельштаме так: "Я очень уважала его как поэта, но как человек он был довольно слаб и лжив". А он о ней, мы знаем, вот как:

Я тяжкую память твою берегу —
Дичок, медвежонок, Миньона —
Но мельниц колеса зимуют в снегу,
И стынет рожок почтальона.

И в такой асимметрии, как ни странно, можно найти утешение.