Но никакого Александра Ивановича не было.

[squirella]

– Так вот, – продолжил Дима, – Кира был проклят. Проклят с рождения. Когда он родился, врачи не услышали его плача. Когда он научился говорить, все остались к нему равнодушны. Нет, все было не так уж и плохо: родители любили его, у него даже были друзья, но стоило ему заговорить – и слова его как будто отскакивали от людей. Иногда он видел это: буквы вылетали изо рта, ударялись о невидимую стену и рассыпались на осколки. Когда он вырос, появилась новая проблема: слова стали причинять ему боль. Стоило ему заговорить о чем-то важном, как появлялось мучительное ощущение, как будто он босиком идет по битому стеклу. Он, конечно, страдал из-за этого, но вскоре привык, так же, как любой человек привыкает к неудобствам, – Дима выдержал внушительную паузу. – И это было его главной ошибкой. Он решил, что все люди такие – все мучаются из-за слов, поэтому молчат, а если и говорят, то о чем-нибудь безболезненном. Его порок стал для него нормой, влился в порядок вещей. Но все изменилось, когда Кира встретил немого.

– Что? Что изменилось? Ну говори уже!

– Кира возвращался с работы. Он шел, не поднимая глаз, разглядывая тротуарную плитку, и вдруг услышал женский голос – дама как будто разговаривала с кем-то – но Кира не слышал собеседника. Он осмотрелся и увидел двух людей. Было темно, они стояли в желтом свете фонаря. Барышня улыбалась, глядя на кавалера, который размахивал руками – словно дирижировал невидимым оркестром. «Он немой», – понял Кира и еще долго наблюдал из темноты за этой парой. Немой не мог издать ни звука, но его ладони, пальцы, складываясь в знаки, заставляли девушку внимать его бессловесным речам… Немой мог всего одним жестом выразить себя – и каждое его движение что-то значило. Неизвестно, о чем Кира подумал тогда; наверно, позавидовал немому и понял, что важно не само слово, а энергия, вложенная в него. И тем же вечером он пришел на этот мост и долго смотрел в воду. Потом снял очки и положил на край – как будто собирался ложиться спать – перелез через парапет и прыгнул. Зачем он это сделал? Никто не знает. Может быть, он хотел что-то этим сказать… – Дима снова замолчал, разжигая любопытство. – И все бы ничего, если бы ни одна странность.

– Какая странность? – Шепотом спросил Леня.

– Он-то прыгнул, но всплеска не было, – сказал Дима

Алексей Поляринов "Пейзаж с падением Икара"